– Не очень. Какую книжку ты взяла?
– Энциклопедию бабочек.
Тишина. Ирма Ивановна обдумывает полученную информацию.
– Не морочь мне жопу, Жанка, – наконец говорит она. – Продавать энциклопедии – гиблое дело. В Мироновке они никому не нужны.
– Ты меня не поняла, – вскрикивает Жанка, – я не предлагаю продавать энциклопедии! Я предлагаю продавать бабочек, мотыльков!
– То есть как это?
– Так. Продавать мотыльков на всякие празднества.
Ирма Ивановна округляет от удивления глаза, потирает вспотевший лоб.
– Первый раз такое слышу.
– Я тоже. Но в мире этот бизнес очень развит. В мире сейчас модно покупать в специальных конторах… ну, как бы это сказать, одноразовых мотыльков.
– Что значит одноразовых, Жанна?
– Мотыльки, Ирма, они вообще существа одноразовые. Живут по два-три дня, так что здесь нет большого греха.
Ирма Ивановна думает.
– А где я их возьму? И кому эти мотыльки нужны?
– Это не проблема, Ирма. В Киеве есть коммерческие фирмы мотыльков. На первых порах будешь брать личинки, а потом и сама научишься их выращивать. Кому они нужны? Да всем! Люди тянутся к прекрасному! Хотят подержать прекрасное в руках. Представь: у кого-то свадьба, ты привозишь на заказ коробку, открываешь ее перед гостями, а оттуда – облако белых мотыльков. Красиво, правда?
– Не знаю, Жанка, все это так сложно…
– Ничего сложного. Все просто, как двери. Затрат фактически никаких, главное – организовать хорошую рекламу. А самих мотыльков содержать очень дешево: они только воду с медом пьют.
Я должна начать все сначала, думает Жанка, собираясь вечером домой. Я еще молода. Скоро лето. Поеду в Крым на море. Отдохну. Я устала. Мне нужно хорошо отдохнуть и начать все сначала. С нуля.
Баба Зоряна подметает опустевшую мироновскую платформу.
– Будете пирожок, баба Зоряна? – говорит Жанка. – У меня как раз один остался – не хочу тащить его домой. Испортится.
– Я хочу пирожок.
Жанка оглядывается.
Он.
Стоит.
Смотрит на нее улыбаясь.
Жанка растерянно молчит.
– С чем остался пирожок?
– С горохом.
– Покупаю.
– Гривна пятьдесят, – автоматически произносит Жанна.
Он роется в карманах в поисках мелочи.
– Знаете, я могу отдать пирожок просто так, – говорит Жанка. – Это последний. Я всегда так делаю – последний отдаю просто так. У меня такая традиция.
Он смотрит на нее и улыбается. У Жанки по телу маршируют мурашки. Она ни с чем не спутает этот взгляд. Он заигрывает со мной, думает Жанка, Боже, он заигрывает со мной!
– Хорошо, – говорит он, – я беру пирожок просто так, но взамен помогаю вам отнести домой эту коробку.
– Коробку? – Жанка смотрит, хлопая ресницами, на пустую, заляпанную маслом коробку из-под пирожков.
– Я думаю, это будет достаточная плата за такой чудесный подарок?
Жанка не отвечает. Она, собственно, сейчас не в состоянии говорить что-либо.
Они вместе идут в сторону города.
У него в одной руке пирожок с горохом, в другой – коробка. Жанка плетется рядом.
– Жанна, вы были ко мне несправедливы. Вы сказали, что я не способен самостоятельно выбрать себе пирожок.
– Я… ну… я погорячилась!
– Пирожки такие вкусные, что выбирать между ними – преступление.
Они проходят мимо магазина с вывеской «Железный».
– Меня, кстати, Иваном звать.
– Жанна.
– Я уже знаю.
Молчание.
Мы молчим, думает Жанна, но в этой тишине я согласна умереть.
– Вы, Жанна, недавно стали продавать на вокзале пирожки?
– Можно и так сказать.
– Точно недавно. Я бы вас заметил.
– Вы в этом уверены?
– На сто процентов.
Они подходят к ее подъезду.
Жанна говорит:
– Спасибо, что помогли мне донести коробку. Хоть это и не нужно было, она совсем легкая.
– Ну что вы! – почти выкрикивает, словно в громкоговоритель, он. – Я с удовольствием.
Жанка не смотрит на него. Он не смотрит на Жанку.
«Боже, неужели Ты все-таки сделал это?! – думает Жанка. – Вот оно: мое тело как вата, мое сердце колотится, и жить – Боже! – как же мне хочется жить!»
– Может, – несмело говорит Иван, – Жанна, может, сходите со мной в кафе?
– В кафе?
– Ну да. Поговорим по душам. Выпьем «Закарпатского» коньячка.
– Не знаю.
– Вы завтра будете на работе?
– Буду.
– Тогда завтра увидимся. Оставьте для меня свой самый лучший пирожок.
– У меня все пирожки хорошие.
Он собирается уходить. Он смущен.
Какой он робкий, думает Жанка. Такой красивый и такой робкий. Редко можно встретить красоту, которая не выпячивает себя.
– А вы тут живете? – тихо говорит он.
– Да. Давно.
– Хороший район.
– Недалеко от вокзала.
Жанка не знает, что еще сказать.
– Вы женаты? – вдруг непонятно почему спрашивает она.
– Я? Нет!
– Хорошо.
– Не знаю, хорошо ли, – он выглядит каким-то грустным, – иногда, знаете, так хочется, чтобы кто-то спросил, о чем я думаю.
– И о чем вы думаете?
– Мне стыдно признаться.
Жанка вспыхивает, хоть и не уверена, правильно ли поняла его намек.
Все. На сегодня хватит.
– До завтра, Иван.
– До завтра, Жанна.
Баба Вика не открывает. Жанка в третий раз нажимает звонок. По ту сторону двери подозрительная тишина.
– Виктория Викторовна! – кричит Жанка. – Вы дома?! Виктория Викторовна!
Жанка слегка толкает дверь, и та открывается. Жанка заходит в квартиру.
– Виктория Викторовна!
Баба Вика сидит, выставив ноги, в своем любимом мягком кресле на балконе, с которого удобно смотреть на то, как проходит май.
– Виктория Викторовна, – тихо зовет Жанка.
Баба Вика никак не реагирует. Наверное, спит, думает Жанка. Выходит на балкон. Глаза бабы Вики широко раскрыты. Глаза выпучены – так, словно хотят вобрать в себя все, что видят в этот момент.
Только теперь Жанка замечает, что левая рука бабы Вики свешивается с поручня кресла и нервно подрагивает.
– Виктория Викторовна, вам плохо? – догадывается Жанка.
– А ты разве не видишь, – еле слышно шепчет баба Вика правым уголком рта. – Меня парализовало.
Жанка несколько секунд беспомощно смотрит на парализованную, а затем вдруг заливается слезами:
– О боже! Что же теперь будет! Виктория Викторовна! Что теперь будет!
– Дура, – шепчет баба Вика. – Не реви. Сядь возле меня.
Жанка вытирает слезы рукавом, точно как в детстве. Послушно садится на соседнее мягкое кресло, но это выглядит как-то неправильно, даже немного абсурдно.
– Не нужно сидеть, – говорит Жанка, – нужно что-то делать! Надо вызвать «скорую»!
– Дура, – повторяет баба Вика.
Жанке кажется, что голос бабы Вики становится все слабее, словно доносится из глубокого колодца, мгновенно углубляющегося еще больше.
– Жанка, – шепчет баба Вика, – они всегда были около меня, а я их не видела.
– Кто?
– Они.
– Кто они, Виктория Викторовна?
– Подсолнухи.
– Подсолнухи?
– Подсолнухи.
– Подсолнухи.
Баба Вика напряженно смотрит куда-то вперед. Жанка ничего особенного там не видит. Бредит, думает она. Нужно вызвать «скорую». О боже…
Жанка снова начинает беспомощно всхлипывать. Окружающее становится каким-то слишком ярким и отчетливым, и Жанка все замечает. Все-все. Замечает лысого дядьку, который сидит на балконе второго этажа в доме напротив. Замечает бездомного пса на детской площадке во дворе и то, что он играется… чем?.. да, он играется чьими-то трусами. Замечает чистое-чистейшее небо в кронах тополей.
Нужно запомнить этот момент, думает Жанка.
– Посмотри, Жанка, как красиво они цветут.
Жанка беззвучно плачет.
– Кто красиво цветет?
– Подсолнухи.
– Где подсолнухи?
– Всюду.
Ее голова ей уже не принадлежит, думает Жанка. Но лучше видеть перед смертью подсолнухи в цвету, чем тех ужасных адских чудовищ, что приходили к Жанкиной матери в ее последнюю ночь… Вдруг рука бабы Вики перестает подрагивать.
Жанка бросается к телефону в коридоре:
– Алло, – кричит она в телефонную трубку, – тут, кажется, умер человек… в кресле… на балконе.
Адрес? Возраст? Семейное и социальное положение? Возможная причина смерти?
– Я не знаю, от чего она умерла! – кричит Жанка. – Ее последним словом было «Всюду»…
На том конце провода сообщили, что карета «скорой помощи» уже выехала, пусть Жанка не паникует и не нервничает, пусть выпьет успокоительное, глубоко дышит, думает о чем-нибудь хорошем.
– Смерть – это не самое страшное, что может случиться с человеком, – спокойно сообщают Жанке на том конце провода.
– Да. Я знаю. Но, понимаете, Виктория Викторовна всегда была такой оживленной.
На том конце провода ничего не отвечают.
– Послушайте, – говорит Жанка. – Вы меня, конечно, извините, но я должна уходить на работу. Не могу вас дождаться, понимаете ли, нет времени, должна бежать на работу. Вы уж тут сделайте все что нужно, хорошо? Она лежит на балконе.
